Я видел в зеркале старинном…

Этой истории нет объяснений. Не знаю, как случилось такое и почему, но тем не менее это произошло на самом деле. Чтобы рассказать обо всём по порядку, мне придётся вернуться к лету 1914 года, когда я перед самой войной вместе с Нейлом Карслейком, моим лучшим другом, приехал в Бейджоуорси. Я был знаком, хотя и не так близко, и с его братом Эланом. Ну, а с их младшей сестрой Сильвией мы прежде никогда не встречались. Вот уже дважды за время нашей совместной учёбы с Нейлом я собирался провести часть каникул в Бейджоуорси вместе с ним, но каждый раз что-то мешало. К тому времени, когда я, наконец, оказался у Нейла и Элана, мне исполнилось двадцать три.

Предполагалось, что наша компания будет довольно многочисленной. Недавно состоялась помолвка Сильвии с парнем по имени Чарльз Кроули. От Нейла я знал: он гораздо старшее её и имеет репутацию человека порядочного, к тому же — весьма состоятелен.

Мы приехали, помнится, около семи вечера. Все тут же разошлись по своим комнатам, чтобы переодеться к ужину. Нейл показал мне мою «резиденцию». «Бейджуорси» — красивый старинный особняк с увитыми плющом стенами — на протяжении последних трёхсот лет неоднократно достраивался или перестраивался. Теперь в нём в самых, казалось бы, неподходящих местах имелось много крохотных, состоявших всего из нескольких ступенек лестничек. В таком доме немудрено заблудиться. Помню, Нейл пообещал зайти за мной по пути в столовую, а я чуть смутился, представляя, как встречусь и познакомлюсь с его роднёй. Я с усмешкой сказал, что в доме, наверняка, водятся привидения, и мой друг беззаботно ответил: дескать, да, до него доходили такие слухи, но только вот сам он ни одного призрака в глаза не видел и даже не знает, какими они бывают.

Чтобы получше завязать галстук, я встал перед зеркалом. Я видел в нём своё отражение — лицо и плечи, — а также противоположную стену комнаты — совершенно пустую, с дверью посреди. Почти покончив с этой, непривычной для меня процедурой, я вдруг заметил, как эта самая дверь начала приоткрываться.

Не знаю, почему я тогда не обернулся, — ведь это было бы так естественно. Я просто смотрел, как дверь в зеркале медленно отворяется, а за ней становится всё видней смежная комната. Это была гостевая — побольше моей, с двумя кроватями.

Внезапно у меня перехватило дыхание. На одной из кроватей я увидел девушку, на хрупкой шее которой сомкнулись пальцы мужских рук. Тот, кому они принадлежали, навалился на неё, и было очевидно, что девушка — на последнем издыхании. Никакой ошибки быть не могло! Я видел всё вполне отчётливо. Прямо на моих глазах совершалось самое настоящее злодейство. Я хорошо разглядел девушку, её золотистые локоны и выражение ужаса, застывшее на милом, медленно наливавшемся кровью личике. Мужчину же я видел под малым углом зрения, со спины, — в основном, его руки и… розовый шрам, пересекавший левую щёку до самой шеи.

Чтобы рассказать об этом, потребовалось, как видите, какое-то время, но тогда я лишь на мгновение ошеломлённо застыл перед зеркалом, а затем стремительно повернулся с намерением броситься девушке на помощь. Но позади меня у стены, что отражалась в зеркале, стоял массивный старинный шкаф красного дерева. Ни открытой двери, ни сцены насилия… Я снова повернулся к зеркалу — в нём отражался лишь шкаф…

Я зажмурился, потёр кулаками глаза, быстро подошёл к шкафу и попытался сдвинуть его с места. За этим занятием и застал меня Нейл, открыв другую, выходившую в боковой коридорчик дверь, и поинтересовался, что я такое делаю. Помню, он очень удивился, когда я спросил его, есть ли за шкафом дверь.

— Да, есть. Дверь в соседнюю комнату, — сказал Нейл. — Но как ты догадался?

Осведомившись, кто её занимает, я узнал, что там поселили майора Олдема с женой. Она приходилась Нейлу свояченицей. Не блондинка ли миссис Олдем, поинтересовался я.

— Яркая брюнетка, — улыбнулся мой друг, и я вдруг осознал, насколько глупо, наверное, выгляжу. Овладев собой, я наспех придумал какое-то дурацкое объяснение, и мы с Нейлом пошли вниз. Я постарался убедить себя, что всё это мне померещилось, и теперь был крайне смущён своим нелепым поведением.

А потом… потом Нейл провозгласил:

— Знакомься. Моя сестра Сильвия. Чарльз Кроули, её жених. А это, — представил меня, — мой друг… имярек.

Подняв глаза, я увидел девушку. Её лицо было мне знакомо. Это была она — та, кого только что в зеркале душил какой-то негодяй! А рядом с ней стоял высокий брюнет… чью левую щёку пересекал шрам… А теперь подумайте и скажите, как бы вы поступили на моём месте? Сомнений не было: вот она, та самая девушка, и от он, тот самый — душивший её — мужчина, и они собираются пожениться и до свадьбы — какой-нибудь месяц. А что если меня озарило пророческое видение? Или всё это так — пустое? А вдруг когда-нибудь Сильвия и её муж приедут сюда погостить, им отведут ту самую комнату и моё видение воплотится в трагическую реальность? Что же делать? Скрыть или открыть? И поверит ли мне хоть один человек в особняке? Всю неделю, что гостил у Карслейков, я снова и снова возвращался к тому видению. Сказать или смолчать? Замечу, что почти сразу возникло ещё одно обстоятельство, многократно усложнившее мою задачу, а именно: я с первого взгляда влюбился в Сильвию Карслейк и пуще всего на свете возмечтал быть с ней. Отчасти это связывало мне руки. Но, с другой стороны, если ничего не предпринять, Сильвия выйдет замуж за Кроули и… потеряет жизнь! Итак, за день до отъезда я собрался с духом и, улучив момент, выложил ей всё, понимая, что, возможно, она сочтёт меня ненормальным. Я поклялся девушке, что видел всё это своими глазами. Поскольку же она собирается замуж за Чарльза, то я, дескать, счёл своим долгом рассказать ей об этом необычном видении. Сильвия выслушала молча, не перебивая и как-то странно глядя на меня. Она совсем не рассердилась и даже, когда я закончил, поблагодарила, но в её глазах застыла печаль. Я же повторял с упорством маньяка:

— Я видел своими глазами! Я, в самом деле, видел!

И она сказала в ответ:

— Значит, так оно и будет. Я верю вам.

Я уехал, так и не поняв, умно поступил или глупо.

А через неделю я узнал, что Сильвия отменила помолвку с Чарльзом.

Потом началась война, и нас с Нейлом призвали. Бывая в увольнении, я изредка встречался с Сильвией, но, хотя и сходил с ума от любви к ней, держался сдержанно. Понимал: так надо. Раз она из-за меня отвергла жениха, то оправдывать мой не столь давний поступок может лишь подчёркнутое равнодушие к ней.

В 1916 году прямо на моих глазах погиб Нейл, и на мою долю выпало рассказать Сильвии о последних минутах её брата. После этого, едва удержавшись, чтобы не признаться ей в обуревавших меня чувствах, я ушёл, уповая лишь на то, что вражеская пуля положит конец моим терзаниям: жизнь без Сильвии потеряла для меня всякий смысл.

Но все пули были не мои. Только одна слегка задела меня, оставив шрам на щеке у левого уха, а другая срикошетила от портсигара в моём кармане, но сам я не пострадал. В начале 1918 года пал в бою и Чарльз Кроули.

Это кардинально меняло дело. Возвратившись домой осень того же года, перед самым концом войны, я тут же поехал к Сильвии. И объяснился с ней. Верите ли, я не рассчитывал на взаимность. Можете поэтому представить моё удивление, когда она спросила, отчего я не признался ей раньше. Я назвал причину: Чарльз Кроули, и Сильвия сразу спросила:

— Почему, как вы думаете, я порвала с ним?

И затем она, в свою очередь, призналась, что, оказывается, я тоже сразу понравился ей. Я был на седьмом небе от счастья. Я ей сказал, что решил тогда, что она отменила помолвку с Чарльзом из-за рассказанной мною истории с видением в зеркале. Сильвия со смехом возразила, что в настоящей любви нет места страху и малодушию. Относительно видения мы с ней сошлись во мнении: история довольно забавная — и не более того…

Вскоре мы поженились и были счастливы. Жизнь пошла своим чередом. Однако, когда заветная места моя сбылась и эта женщина стала моей, я понял, что не создан быть хорошим мужем и семьянином. Всем сердцем я любил Сильвию, но стоило лишь ей улыбнуться другому мужчине, как меня охватывала оголтелая ревность. Поначалу это забавляло её и, пожалуй, даже льстило её самолюбию — ведь ревность казалась ей доказательством моей любви. Но постепенно поведение моё стало её раздражать. Я сознавал, что оно не только изводит меня самого, но угрожает счастью и спокойствию нашего союза. Да, я прекрасно всё понимал, но не ревновать было выше моих сил. Иногда, получая письма, Сильвия не спешила показать их мне, и я мучительно думал, от каких они мужчин. А если она, случалось, беседовала с кем-то, я тут же замыкался в себе, начинал дуться и терзаться подозрениями. Мало-помалу между нами усиливалась отчуждённость, хотя внешне всё оставалось по-прежнему. Я всё меньше знал, чем она живёт, о чём думает. И вот настал момент, когда я почувствовал: её любовь угасает. Разрыв с Сильвией казался мне неизбежным, и я со страхом его ожидал.

А тут ещё в нашу жизнь буквально ворвался на правах друга дома некий Дерек Уэнрайт. Он был наделён всем, чем не мог похвастаться я: живостью, остроумием, весёлым нравом. Узнав его ближе, я подумал: «Вот кто — настоящая пара для Сильвии! Уведёт он её, как пить дать». Но, как выяснилось впоследствии, ни моя жена, ни мой «разлучник» и в мыслях не держали ничего подобного; и она, и он оставались мне верны. Я страдал от мрачных мыслей, весь во власти самим же собой выдуманного горя, и даже пальцем не пошевелил ради собственного спасения. А всего-то нужно было вызвать их на откровенный разговор… Болезнь ревности (да, теперь-то я понимаю: именно болезнь!), между тем, прогрессировала. Однажды, не сдержавшись, я излил жене всё накопившееся у меня на душе недовольство и раздражение и прямо обвинил её в измене. И странно— вместе с ощущением, что я поступаю несправедливо, жестоко, что все мои обвинения ложны,… я продолжал упиваться собственной жестокостью. Помню, как лицо Сильвии вдруг залилось краской, и она буквально отшатнулась от меня. Гримаса безмерного отвращения исказила её черты, глаза побелели, округлились и сделались жёстко-холодными. Такой Сильвию я прежде не видел и, надеюсь, не увижу больше никогда.

— Дальше так продолжаться не может! — выкрикнула она и выбежала из комнаты.

Вернувшись домой вечером того дня, я увидел, что дом пуст. На столе лежала записка, стиль которой вполне отвечал обстоятельствам. Сильвия писала, что уходит от меня навсегда. День или два она собиралась провести в «Бейджуорси», а затем поехать путешествовать по Средиземноморью «с тем единственным, кто любит её по-настоящему, кому она нужна и кто нужен ей». Записку Сильвия заканчивала заклинанием не искать с ней встреч. До того момента я всё-таки до конца не был уверен, что моя звериная ревность обоснованна (выше я уже говорил об этом), но теперь, когда жена сама уверила меня в этом, я пришёл в форменное бешенство, сел на поезд и поехал в Бейджуорси. Помню, когда я ворвался к ней в комнату, она только что переоделась к обеду. У меня до сих пор стоит в глазах её родное лицо с выражением испуга и негодования. Уподобясь Хозе, я закричал:

— Ты будешь принадлежать мне или никому!! Ни на какое Средиземноморье ты не поедешь!!

Затем я повалил Сильвию на кровать, перед которой она стояла, и, вцепившись ей в горло начал душить, как Отелло Дездемону.

Внезапно взгляд мой упал на наше отражение в зеркале. Сильвия задыхается, мои пальцы на её шее, а у меня самого — шрам на левой щеке, там, где её задело пулей…

Нет, я не довершил злодеяния! Я замер, внезапно вспомнив то пятилетней давности видение в почти таком же зеркале. В мозгу моём словно вспыхнул свет — я осознал весь ужас происходящего с нами обоими, пальцы мои непроизвольно разжались, и Сильвия выскользнула из-под меня.

Она опустилась на пол. А я разрыдался, не стесняясь слёз — слёз очищения и выздоровления. А Сильвия, бесценная моя Сильвия меня успокаивала. Да, она меня успокаивала!

Я казнил себя и молил её о прощении. Я ни о чём её не спрашивал, но она сама сказала, что, упоминая о единственном человеке, кто любит её и кому она нужна, она имела в виду своего брата Элана. В тот день мы излили друг другу душу, и с того времени между нами воцарились мир и согласие. И всё-таки кое-что я тогда умертвил — мою неистовую ревность, которая так долго терзала меня и — особенно — Сильвию.

Как связаны между собой прошлое и будущее? Я — обыкновенный человек и не могу сказать, что глубоко понимаю подобные вещи. Но я видел то, что видел, испытал то, что испытал, сделал то, что сделал. Сейчас мне уже пятьдесят восемь лет, и Сильвия — да не обидится она на меня за то, что выдаю её секрет, — подкрашивает свои волосы. Мы с ней до сих пор вместе, и, даст Бог, так будет, как говорили в старину, пока нас не разведёт смерть. Да, она одна сумеет нас разлучить. А, может, даже и она не сумеет…

Агата КРИСТИ

Перевод с английского П. Рубцова

Смешные истории из жизни и свежие анекдоты