Палома Пикассо

С момента рождения над Паломой нависла тень славы отца, хотя ее мать, французская писательница Франсуаза Жило, ушла от художника, когда Паломе было всего четыре. «Мои родители были необычными людьми, как и все их друзья. И они все очень ценили детскую непосредственность, способность ребенка радоваться и восхищаться чем-то простым и не видеть никаких барьеров, даже в такой сложной области, как искусство. В нью-йоркском MOMA есть скульптура, сделанная из двух машинок, которые складываются в голову обезьяны («Бабуин с малышом», Пабло Пикассо, 1951 год). Как мне рассказал гид, дети, в отличие от их родителей, сразу понимают, что это такое, и реагируют с большим энтузиазмом».

Не желая довольствоваться безликим статусом «дочери Пикассо», она активно искала свое призвание: в 9 лет нарисовала первую картину, в 12 сшила первое платье, а в 15 — смастерила украшение. «Когда в школе задавали этот вопрос, все девочки отвечали, что хотят быть Клеопатрой, а мальчики — Наполеоном. А я просто хотела быть собой. Ведь если быть кем-то еще, то ты получишь еще одного человека внутри себя. И это только кажется, что от него можно взять только хорошие качества, — в итоге получаешь и плохое тоже.

Когда мне было 14 или 15, я чувствовала себя очень неспокойно. Тогда я брала в руки карандаш только для того, чтобы записать что-то. Я очень боялась, что стану художником», — позже вспоминала дизайнер.

Ее имя означает «голубка» на испанском и отсылает к эмблеме Всемирного конгресса сторонников мира, которую нарисовал Пабло Пикассо как живописный антоним его картине «Герника». Позже она признается: «Это очень красивое имя. Это лучший подарок, который когда-либо я получала. К тому же это слово прекрасно звучит на любом языке».

Во время учебы в Нантском университете Палома стала создавать одежду для авангардных театральных постановок. Для одной из героинь Пикассо придумала ожерелье из фальшивых бриллиантов. Нашла она их на блошином рынке: пришлось оторвать от топа, принадлежавшего танцовщице кабаре. Эта история и подтолкнула ее всерьез заняться украшениями: Палома поступила на курсы ювелирного искусства, а чуть позже подтвердила свое мастерство, работая для греческого бренда Zolotas: «В собственные коллекции стараюсь вкладывать главное — любовь и счастье».

Каждое лето девушка проводила в доме Пикассо на юге Франции, где постоянными гостями были знаменитости вроде Жоана Миро или Жана Кокто. Привыкнув к творческой атмосфере, собственных друзей она подбирала того же образа и статуса — молодые и амбициозные представители парижской богемы. Так, волей случая один друг привел Палому в мастерскую Ива Сен-Лорана. Оглядев черное платье 1940-х годов с огромными плечами, купленное на барахолке, огромный розовый тюрбан с серыми перьями и украшения ее собственного дизайна, дизайнер окрестил ее новой Глорией Свенсон и предложил разработать украшения для следующей коллекции. Через год Сен-Лоран использует в качестве мудборда ее образы, и в коллекции «Скандал» 1971 года появятся платья с перьями и принтом губ, яркие шубы.

Палома дружила с Ивом вплоть до его смерти. Именно он стал автором ее свадебного наряда, когда Пикассо выходила замуж в первый раз, за аргентинского драматурга Рафаэля Лопеса-Санчеса. На церемонии Палома предстала в белом брючном костюме, красной блузе с оборками и кожаными перчатками в тон, а на банкете — в красном платье от Карла Лагерфельда. Вечеринка проходила у него дома, и тогда Палома выступила настоящим фэшн-дипломатом: это был один из немногих вечеров, когда два дизайнера, забыв о профессиональном противостоянии, отплясывали фламенко.

Палома прославилась спокойным отношением к собственному телу и наготе. Она дебютировала в одной из четырех новелл фильма «Аморальные истории» польского режиссера Валериана Боровчика в 1974 году. Ей досталась роль Эржебет Батори, и практически без слов ей удалось воплотить нрав одной из самых жестоких графинь в истории. Кинокритики были в восторге, и Палома даже думала продолжить актерскую карьеру: девушка мечтала сыграть Коко Шанель, с которой ее отец работал. Но по непонятным причинам съемки фильма так и не начались.

Обнажаться Палома не стеснялась не только на киноэкране: для Хельмута Ньютона она позировала топлес и в платье от Лагерфельда с одной оголенной грудью задолго до Ники Минаж, а Антонио Лопес создал серию фотографий, где она позировала в одном пуховике. Эта история сорокалетней давности сих пор выглядит очень провокационной и современной.

Красная помада

Про умение Паломы подавать себя можно слагать легенды: на суд по делу о распределении наследства отца знаменитость пришла в откровенном розовом платье, подвязанном шарфом, а на бал к друзьям в Венеции — вовсе без туфель, в одних чулках. В ее гардеробе винтажные вещи из прошлого века соседствовали с творениями Madame Grès и Georges Rech, она носила бархатные чокеры с топазами, когда это еще не было мейнстримом. С возрастом ее стиль все больше балансировал на грани между нарочитой женственностью и отчаянной маскулинностью: на вечеринках Палома часто появлялась в пиджаке с мужского плеча на голое тело и строгих брюках. Ей удалось создать тот образ эмансипированной молодой женщины, которая построила блестящую карьеру без посторонней помощи.

Француженка Палома всегда любила Нью-Йорк за редкую необузданность свободы. Здесь всем наплевать, чья ты дочь. Тут жил друг и художник Энди Уорхол. По ночам они вместе являлись в самое злачное место Манхэттена — «Студию-54».

Но Палома приезжала в Нью-Йорк и по поводу переговоров с другом детства Джоном Лорингом, возглавлявшим дизайнерский отдел ювелирной фирмы Tiffany. Она спала и видела, ей предлагают там работу. Когда Джон Лоринг ещё только перебрался в Нью-Йорк, всячески пытался устроиться. В то время New-York Times планировала несколько интервью с детьми знаменитостей. Представитель газеты связался с Паломой (дочерью Пикассо), но она отказалась общаться, затем неожиданно заявила: «Согласна на интервью при условии: мои фотографии сделает Джон Лоринг; его гонорар — двести долларов». Редакция не платила подобных вознаграждений неизвестным моменталистам, но иного выхода не было. Полученные две сотни Палома и Джон потратили вместе — накупили на нью-йоркском блошином рынке экзотических украшений. Хобби у них было одно на двоих.

Паломе однажды уже довелось претендовать на роль дизайнера Tiffany, но там предпочли ювелира Эльзу Перетти. Джон Лоринг пообещал вновь напомнить о претендентке. Через несколько лет в парижской квартире раздался телефонный звонок-приглашение. Палома полетела (во всех смыслах).

На месте выяснилось, у Паломы несколько серьёзных конкурентов. В Tiffany бытует традиция – кандидаты в дизайнеры держат любопытный экзамен, каждый из них по-особенному накрывает стол, используя для сервировки то, что производит фирма. Палома задумала поразить морской темой: скатерть превратилась в океан, салфетки вздыбились как волны; тарелки и столовые приборы изображали подводное царство — водоросли, рифы, рыбы. Она выиграла конкурс, и в начале 1980-го подписала контракт: «Когда мне было 16, я встретила одну французскую писательницу. У нее был браслет — очень простой, но он врезался ей в руку так, что она не могла его снять. Я была впечатлена! У человека есть одно украшение, которое будет с ним до конца. Это и подтолкнуло меня к мысли заниматься ювелирным искусством».

На первую коллекцию Graffity ее вдохновил переезд в Нью-Йорк и его разрисованные здания. Все последующие коллекции так или иначе связаны с ее личной историей: Venezia посвящена городу, который стал для нее местом взросления и восприятия себя как отдельной от семьи личности, Marrakesh — дому в Марокко, Dove — дань памяти Пабло Пикассо. Тогда она нарисовала более 200 эскизов, чтобы голуби не были похожи на тот самый логотип, созданный ее отцом. Палома Пикассо назвала свои ювелирные творения выражением жизненной радости и красотой, неподвластной времени.

Помимо работы дизайнером ювелирных украшений в Tiffany Палома вместе с первым мужем основала собственный бренд. В 1984 году компания Paloma Picasso выпустила сумки, пояса, постельное белье, и за эту работу американский Совет дизайнеров моды присвоил Паломе звание лучшего дизайнера аксессуаров года. В том же году она подписала контракт с L’Oréal на создание трех ароматов. Для первого, под названием Paloma Picasso, она не просто поместила свое имя на флакон, но и снялась в рекламной кампании авторства.

Понимая, что было бы глупостью не монетизировать свою визитную карточку — красную помаду, в 1987 году она создала для L’Oréal оттенок Mon Rouge. До выхода собственного цвета Пикассо предпочитала всего два варианта от Revlon — Certainly Red или Love That Red. Скоро Паломе исполнится 71 год и от фирменной красной помады она давно отказалась, но все равно осталась одной из самых ярких женщин своего поколения. А может, и нашего тоже.

P.S. Большую часть жизни Палома носила звание роковой женщины и иконы стиля 20-го века; последнее звание, как сама признавалась Палома, особенно ей льстило, так как желание стильно одеваться было с ней всегда. Конечно, наибольшую известность она получила в красном цвете — без него, как она признавалась, ее не узнают даже близкие друзья. «Мой стиль – это контраст. Например, я начала носить красную помаду, когда в Париже еще никто так не красился. В те времена во французских ресторанах гостей снимали на Polaroid и предлагали купить эти фотографии. Тогда я заметила, что на снимках мое лицо было белым из-за вспышки, глаза, волосы и брови — иссиня-черными, а губы — красными. Мне это напоминало эскиз, нежели фотографию. Вот это я и называю контрастом. А еще на этих карточках я будто впервые узнала себя — ту, которой хотела тогда стать.

Также уникальные образы создаются с помощью украшений. Более того, мы привязываемся к любимым кольцам или браслетам, носим их снова и снова. В конце концов, они становятся частью нас самих и могут сказать о нас намного больше, чем сумочка или пара туфель».

Смешные истории из жизни и свежие анекдоты

Читайте ещё на нашем сайте - Ким Кардашьян