Предлагаемые вниманию читателя два рассказа принадлежат перу писателя фактически неизвестного в современной России. А между тем в начале XX века Манфред Кибер был в Германии признанным мастером литературного гротеска, жанра ныне почти забытого. Рассказы взяты из сборника «Спиритический сеанс», выпущенного ленинградским издательством «Земля и фабрика» в 1927 году, и больше в России не переиздавались. Тексты любезно предоставлены Рафаэлем Александровичем Соколовским, собирателем литературных раритетов из Казахстана.
Чёрт
В Нидербигене жили супруги Нидербойги. Их супружество нельзя было назвать вполне счастливым, поскольку тело мужа являло значительно более слабую структуру, чем пышные телеса супруги, и уши «самого» за долгое сожительство с женой всё ещё обнаруживали досадные остатки восприимчивости к звукам. В день своей серебряной свадьбы Нидербойге сел в кресло и сказал в отчаянии:
- О, чтоб меня черт забрал!
Только успел произнести эти слова, как перед ним предстал чёрт.
- Кто вы? — спросил Нидербойге вежливо. Он до того привык к виду своей супруги, урожденной Крамф, что неожиданный посетитель показался ему бесконечно симпатичным и прекрасным, с подкупающей улыбкой на устах.
- Я — чёрт, — сказал посетитель и скрипнул зубами.
- У вас обворожительная улыбка, — сказал Нидербойге,— но, скажите, чему я обязан честью вашего посещения?
- Вы же сами меня только что звали, — ответил чёрт, — вот я и явился, чтоб вас забрать.
- Двадцать пять лет никто не откликался на мой зов, — печально сказал Нидербойге, — и вдруг сам чёрт удостаивает меня посещением, хотя во мне нет ничего фаустовского.
- Действительно, нет, — подтвердил и чёрт. — У вас голова козла, туловище паука и выражение лица идиота.
- Двадцать пять лет никто не давал мне такой дружеской и ласковой характеристики, — сказал с благодарностью Нидербойгe.
- Однако, вы не требовательны, — заметил чёрт. — Очевидно, вы женаты.
- Женат — это не совсем подходящее слово, — сказал Нидербойге и улыбнулся так, как если бы некий сфинкс и двадцать мучеников совместными усилиями изготовили ему улыбку.
- Ваш брак кажется не слишком счастливым? — спросил черт.
- До сих пор я, по крайней мере, не вынес такого впечатления, — ответил Нидербойге, — судьба меня не достаточно одарила для такого брака. Она должна была бы дать мне внутренность глетчера и внешность дракона. Вместо этого, у меня внутренность кролика, а внешность мою вы только что сами обрисовали столь лестными для меня словами.
- Как я вижу, в этом вина вашей супруги, — заметил чёрт.
- Не смею этого утверждать, — ответил его собеседник, — могу только установить, что мои кости, несмотря на многолетние опыты, всё ещё тверды, а уши за двадцатипятилетнее супружество никак не могут отвыкнуть воспринимать звуки, так что у меня есть некоторая субъективная восприимчивость к голосу моей супруги и я всё ещё понимаю обрывки того, что она говорит.
- Это, конечно, большой недостаток в супружестве, — сказал чёрт.
- Может быть, моя жена была бы счастливее в замужестве с локомотивом, — скромно заметил Нидербойге. — Не следует искать вины всегда в другом.
- Ну, порой и у локомотива не хватит свисту, при известных обстоятельствах, — ответил черт. — По-видимому эти обстоятельства здесь налицо.
- Обстоятельства — не вполне подходящее слово, — сказал Нидербойге, — здесь вообще, слов не найти. Сначала я думал, что я просто слов не могу подыскать, потом только понял, что в языке, вообще, нет таких понятий. Но, ведь, у меня есть и какие-то внутренние органы.
- Они в супружестве, конечно, не нужны, кроме органов обмена веществ и продолжения рода.
- В обмене веществ за время моего супружества недостатка не было. Может быть, я когда-то был наделён и органом, нужным для продолжения рода, но мадам Нидербойге всё же не продолжилась, и, к сожалению, никто другой ей в этом не помог. Я был бы всякому за это крайне признателен. - Итак, вы хотите теперь в ад? — спросил чёрт.
- Собственно, у меня не было такого желания. Вообще, вот уже двадцать пять лет у меня нет никаких желаний, — признался Нидербойге, — вас же я призвал только так, из дружеского расположения, но так как вы об этом сами заговорили, то я должен признаться, что маленький отдых мне был бы на пользу. Чёрт выпучил глаза величиною с тарелки.
- Вы считаете ад — местом отдыха? — спросил он.
- Я его во всяком случае представляю себе весьма приятным местом, — ответил Нидербойге,— если я только там не встречу женщин. У меня, знаете, постепенно выработалось отвращение к дамам.
- Ада без женщин не бывает, — наставительно сказал чёрт, — они ведь наши коренные обитательницы, но есть среди них весьма приятные.
- Возможно, но у меня к женщинам нечто вроде идиосинкразии, — ответил Нидербойге. — Вы, к сожалению, не знаете моей жены, а то бы я хотел гарантировать себя от сходства ваших дам с ней иначе я едва ли смогу поправиться на вашем курорте.
- Вы можете больше находиться в обществе молодых женщин, — успокоительно сказал чёрт. — А как выглядит ваша супруга? Вы можете её описать?
- Для этого у меня нет слов. Лучше скажите вы мне, какого сорта дамы пребывают в вашей санатории?
- Вы всё время путаете понятия, — скрипнул зубами посланник ада. — Ад вовсе не санаторий.
- О, нет! Я не путаю, но вы не знаете моей жены, — простонал Нидербойге.
- Ну, у нас есть, например, куртизанки, о которых вы знаете из истории культуры. Они очень милые, и я мог бы вам предоставить тихий котёл в их зале.
- Куртизанок я знаю, к сожалению, только из истории культуры, — сказал со вздохом Нидербойге. — И всё же, несмотря на мои исключительно теоретические представления о куртизанках, я могу сказать, что моя жена никакого сходства с ними не имеет.
- Вот видите, — ласково сказал чёрт, — у меня из нашей беседы сложилось то же впечатление. Поэтому-то я вам и предложил этот несколько жаркий зал.
- Жаркий?
- Очень жаркий. Вас ведь там будут подпекать, поджаривать, тушить.
- Пустяки! — убеждённо сказал Нидербойге.
- Вы, должно быть, действительно, здорово закалены.
- Закалён — не совсем подходящее слово, — оживился Нидербойге. — Но скажите, ведь ваша бабушка там тоже находится? Не похожа ли она на мою жену? Вы меня простите, но если собираешься на поправку в санаторий, то нужно себя хорошенько обезопасить.
- У мня есть при себе последний снимок моей бабушки, он был сделан для журнала «Голос Ада», — сказал черт и показал Нидербойге фотографию чёртовой бабушки.
- Да это Венера! — воскликнул Нидербойге.
- Это она должна сама услышать от вас! — взвизгнул черт.
- Ну-с, так я пойду возьму свою зубную щётку, — сказал. Нидербойге. — Это единственная моя полная собственность, возбуждающая во мне порой собственнические инстинкты.
Послушайте, Нидербойге, — сказал чёрт. — Вы сказали, что моя бабушка — Венера, и я хочу быть благодарным: я заберу не вас, а вашу жену.
- Хехе! — усмехнулся муж. — Вы её не знаете, если вы- сказываете столь дерзкую мысль.
- Дерзкая мысль... — обиделся чёрт. — Если я не знаю, то могу узнать. Черт я, или нет? Вы — ангел, — сказал Нидербойге. — Но моя жена вас не испугается.
- Чорт вылупил глаза величиной с супницы.
- Я устрою себе густую оболочку из серы.
- Это может вас несколько предохранить, — сказал Нидербойге.
Тут черт выпустил несколько клубов серы и огня, так что Нидербойге затошнило.
- Он мне испортит занавески, — подумал он.
- Где ваша жена? — рявкнул дьявол и с азартом закрутил черним хвостом.
- В кухне, — был ответ.
- Значит, можно через трубу! — воскликнул нечистый и исчез. Через минуту в кухне раздались звуки неистовой возни и ужасного шума, так что у Нидербойге стали дрожать его паукообразные ноги, от страха за судьбу чорта. Затем вдруг все стихло. Квартира была пуста, и Нидербойге, блаженно улыбаясь, ходил из комнаты в комнату, открывая окна, чтоб проветрить запах серы.
- Блаженство — не совсем подходящее слово, — сказал он и опустился в кресло.
Через четверть часа у входной двери раздался звонок, и подручный черт вволок в прихожую огромный пакет, так опутанный веревками, что на нем не было живого места. На тюке лежала записка: При сем мадам Нидербойге. Пусть она выйдет замуж за газометр — может быть, она задохнется за ним. Сера на нее не действует. Приезжайте лучше вы сами*.
Нидербойге пакета не расшнуровал. Он пригласил соседку и попросил ее вскрыть интересный сверток, только что полученный. Сам же он, захватив зубную щетку, отправился без задержки в ад. Надо же человеку когда-нибудь отдохнуть!
Вскоре он сидел в тихом котле, в зале куртизанок, жарился, пекся, смолился и находил все это весьма приятным.
Во время перерывов он играл в карты с чёртовой бабушкой.
Госпожа Нидербойге нашла записку чёрта и вышла замуж за газометр — именно за него, нарочно!
Но уже через три дня газометр лопнул с невероятной, чудовищной силой и погиб от взрыва. - Взрыв — не совсем подходящее слово! — заметил Нидербойге, когда весть об этом случае дошла до него в аду.
Скелет
Было около полуночи, когда в дверь моего кабинета кто-то постучал сухим, костистым ударом. Это не был стук моей хозяйки, весящей около трехсот фунтов, жирные пальцы которой пружинят, как автомобильные шины.
Стук повторился настойчивей и ещё костистей, затем дверь распахнулась, и в комнату вошёл настоящий скелет с песочными часами и с косой в руке. Он уставился на меня своей вечной жуткой улыбкой и без всякого приветствия сказал:
- Твой час истек, и ты должен исчезнуть!
- Ну, довольно таки глупо цитировать Шиллера перед театральным критиком, — ответил я. — Или вы хотите испытать передо, мной ваши способности к декламации? В таком случае я вам сразу же должен сказать, что вы не годитесь для сцены. У вас может быть голос, талант может гнездиться в каждом ребре, но ваша внешность более чем не отвечает требованиям современного театра. Да и сами вы, вероятно, не станете отрицать, что молодость ваша давно миновала.
- Ты должен умереть! — повторил скелет и взмахнул косой.
- Пожалуйста, поставьте косу в угол, — сказал я, — это ужасно, невоспитанно лезть в кабинет с такими большими орудиями сельского хозяйства.
Скелет с удивлением вылупил свои глазные впадины, но послушно поставил косу к стенке.
- Теперь вы можете сесть, — сказал я любезно. — Чему я обязан вашим визитом? Скелет опустился, гремя костями, в кресло.
- Твои часы истекли, — вновь повторил он и посмотрел на меня злобно.
- У вас несколько однообразная манера вести беседу, — сказал я, — но вы ошибаетесь: завод моих часов не истёк, ибо я их только что завёл.
Скелет поставил свои песочные часы на стол и указал на них своим не совсем чистым пальцем.
- Я живу по своим часам, а не по вашим, — сказал я,— впрочем, ваши часы специального назначения: это часы для варки яиц. Вы их приобрели в магазине «Универсаль», и они, по-видимому, хорошей конструкции. Сколько песку вы спускаете для яйца в смятку?
- Ты должен умереть! — повторил скелет.
- А для яиц в крутую? — допрашивал я его.
Скелет сделал угрожающий жест, покачал головой, стукнул ребрами и взмахнул костями рук.
- Послушайте, — сказал я ему, — не жеманьтесь, пожалуйста, если же вы хотите кокетничать вашими костями, то ухаживайте, по крайней мере, за ними: чистите их хорошенько зубным порошком, обтирайте мягкой ветошкой и, вообще, следите за ними. Вам, может быть, холодно? Сядьте в таком случае ближе к печке. Кстати, стук ваших костяных членов мешает беседе. Мне и без того трудно привыкнуть к вашей вечной улыбке.
- Я смерть, — сказал скелет, однако он перестал стучать костями и пересел к печке. Я этому не удивился, так как видел, что его сильно запущенные кости насквозь отсырели, и от одного их вида можно было заболеть ревматизмом.
- Я вас все же попрошу избавить меня от таких шуток,— сказал я серьезно, — вы — всего только скелет, прославленный костяк, разгуливающий по ночам с песочными часами и сельскохозяйственным орудием в руках, чтобы пугать глупых людей. Я не считаю это оригинальным. Я только что собирался лечь спать, а вы мне портите настроение, утверждая, что мои часы, которые я только что завел, остановились. Согласитесь, это не любезно с вашей стороны.
Скелет, молча, несколько нерешительным жестом указал на свои песочные часы.
- Ах, оставьте с вашими яичными часами! Конечно, из них высыпался песок, и все сроки для яиц вкрутую и всмятку уже прошли. Это я хорошо вижу. Могу даже купить у вас эту игрушку, если вам этого хочется, ибо я сочувствую вашему расстроенному виду.
- Мне в самом деле нездоровится, — сказал скелет.
- Ну, и прекрасно, что вы, наконец, образумились. Я, вам охотно предложил бы папироску, но это бесполезно, так как дым у вас тотчас же выйдет через глазные впадины, что едва ли доставит вам удовольствие. Глотать дым вы тоже не можете, так как снизу у вас везде дыры, пропускающие воздух. В известных случаях столь пористое тело имеет свои преимущества: ведь всегда можно наглядно убедиться в непорядках организма.
- Всё же я думаю, что папироска мне была бы на пользу,— сказал скелет, — кроме того, она просушит мои кости.
- Курение вам не поможет, вам нужен рациональный уход за костями, — сказал я, — хотя, знаете, шикарно выпускать дым из глазных впадин.
- Мои кости, к сожалению, ослабли, — задумчиво заговорил скелет, пуская дым из глазных впадин. — Я помню, ещё недавно, когда я в качестве Смерти пользовался большим успехом и производил более сильное впечатление, стук моих костей звучал значительно более мягко по тону.
- Я же вам говорил, что неприлично смущать людей, носящих пока что свой костяк в себе, вашими яичными часами и орудием, предназначенным для косьбы травы. Из товарищеских чувств к скелету в ближнем, который когда-нибудь станет сам такой же образиной, как вы, следовало бы воздержаться от этой профессии. В общем, я вам, конечно, могу порекомендовать хороший зубной порошок и даже могу дать коробочку.
- Во мне слишком много сырости, — простонал скелет, — я теперь уж совсем не выношу мокроты, поэтому я, собственно, уж серьёзно подумываю о другом призвании, более сухом и тёплом.
- Боюсь только, что вам ваша внешность везде будет служить препятствием, — сознался я. — Что, если вам поступить в паноптикум? Это, в сущности, единственная профессия для хорошего скелета, пропустившего удобный случай разложиться и сгнить в могиле. Как вы думаете?
- Моим костям было бы слишком утомительно всё время стоять на месте, — сказал скелет.
- Однако за что бы вы ни взялись, всё будет отражаться на ваших костях, — сказал я, — в силу вашего теперешнего состояния, ничто другое, кроме костей, у вас и не может отвечать за впечатления внешнего мира.
- Но я уже привык к известному эффекту, производимому моей фигурой, — сказал скелет и самодовольно тряхнул костями, — как я вам уже говорил, я производил сильное даже без преувеличений — неотразимое впечатление, изображая Смерть, особенно, когда я так эффектно ставил песочные часы перед обреченными. Теперь, когда я уж не могу постоянно заниматься этой ночной профессией, я хотел бы найти подходящую, менее утомительную, должность.
- Вот что я вам скажу, если уж вы так талантливо умеете обращаться с вашими яичными часами. Что, если бы я вас порекомендовал в качестве служащего в магазин «Универсаль»? Вы могли бы там в отделе кухонной посуды, у витрины яичных часов, представить великолепную рекламную фигуру для торговой фирмы. Там сухо и приятно, и на вас все будут любоваться... право!
Скелет вскочил и сжал своими костлявыми пальцами кисти моих рук, которые я, после ответного рукопожатия, тщательно продезинфицировал.
Утром я почистил скелет зубным порошком, надел на него хороший костюм, лаковые ботинки и послал с рекомендательным письмом в «Универсаль».
Фирма сделала фантастический оборот на яичных часах. Все хотели видеть новый автомат, который, держа в руках яичные часы, в элегантном костюме, увенчанный голым черепом, возглашал: «твой час пришёл — яйцо всмятку!» а через пять минут - «твой час пришёл — яйцо вкрутую!»
Через несколько недель я, гуляя, заметил шикарный автомобиль. В нём сидел скелет в полосатом костюме для тенниса, в соломенной шляпе на черепе, курил толстенную сигару и выпускал дым из глазных впадин. Меня он даже не заметил. Да, человечество до костей неблагодарно.
Манфред КИБЕР
|