Антонио Гауди

Антонио Гауди-и-Корнет появился на свет 25 июня 1852 года в городке Реус, что в часе езды от Барселоны, в семье потомственного котельщика Франсиско Гауди-и-Серра и Антонии Корнет-и-Бертран. Роды были тяжелыми, младенца торопились окрестить, чтобы спасти его душу (боялись, не выживет).

Одно из детских воспоминаний Антонио — подслушанные слова врача, предвещавшего ему раннюю смерть. Ревматоидный артрит, которым Гауди страдал с детства, наложил серьезный отпечаток на формирование его личности: подвижные игры со сверстниками были Антонио недоступны, он даже не мог носить нормальную обувь (до самой смерти ее либо специально разнашивали, либо размягчали кувалдой). Иногда его так скрючивало, что передвигаться он мог только верхом на ослике. Зато болезнь сделала Гауди внимательным и вдумчивым наблюдателем. Он проводил много времени на ферме в окружении олив и виноградников, под кудахтанье кур и стрекот цикад.

Однажды на уроке естественной истории он поставил в тупик святого отца, который привычно объяснял своим 10-летним ученикам: «Крылья даны птицам, чтобы летать!» Вдруг маленький Гауди неожиданно выпалил: «У нас на ферме тоже есть цыплята, но им крылья помогают быстрее бегать!»

Окрепнув физически, Антонио стал предпринимать походы за город, где они с друзьями облазили все окрестные руины, издавать школьный еженедельник и расписывать декорации для театральных постановок.

Мастерская отца его тоже манила. Там Гауди-старший делал котлы-дистилляторы для перегонки самогона. Антонио любил смотреть, как из плоских медных листов без всяких чертежей получаются объемные блестящие сосуды. Он считал, что именно ремеслу предков обязан своему чувству объема. «Я сын, внук и правнук котельщика, а это люди пространства и расположения», — объяснял Гауди своё поразительное умение мыслить и чувствовать в трех измерениях.

Переехав в 16 лет в Барселону, Гауди поступил в Высшую архитектурную школу, впоследствии ставшую отделением Барселонского университета. Правда, учился он там только тому, что считал нужным, и делал только то, что хотел. Вместо проекта кладбищенских ворот он мог представить на экзамене подробное изображение катафалка. При этом рисунок был выполнен безукоризненно, и оценить его поневоле пришлось высшим баллом.

Он ненавидел аналитическую геометрию, считая ее слишком абстрактной наукой, зато уже тогда интересовался параболическими кривыми. На защите его дипломного проекта председатель комиссии сказал: «Сеньоры, перед нами либо гений, либо сумасшедший». «Похоже, теперь я архитектор», — подвел черту студент, известный своей заносчивостью и упрямством.

Круг студенческого общения Гауди составляла барселонская элита. Разумеется, сын провинциального ремесленника слегка привирал о своем происхождении, иногда порядком с этим перебарщивая. Орнамент его первой визитной карточки напоминал фамильный герб Бурбонов. Восемь своих первых стипендий он потратил на покупку золотых часов, которые впоследствии выдавал за семейную реликвию.

Не ищите женщину

О личной жизни Гауди известно только то, что он терпеть не мог женщин, особенно декольтированных, и навсегда остался холостяком. Существует множество версий, почему он дал обет безбрачия. Например, такая: не желая слушать никаких объяснений, ревнивый и деспотичный Гауди в одну секунду отверг свою первую любовь и невесту, стоило ему узнать о ее случайной встрече в поезде с другом детства.

Предание гласит, что он потом всю жизнь мрачнел при виде целующихся. Они вызывали в нем прилив бешенства.

По другой версии избранницей Гауди стала молодая американка, встреченная им на стройплощадке Саграда Фамилия. Но вскоре она вернулась к себе на родину, и безутешный Гауди стал закоренелым женоненавистником.

В третьей версии участвовала разведенная учительница Жозефа Мореу по прозвищу Пепита. Преподавала она в рабочем кооперативе ткачей, для которого Гауди много чего сделал, начиная с разработки канцелярских скрепок и заканчивая строительством целого цеха.

Кстати, на стенах после Гауди остались, например, такие изречения: «Хочешь быть умным? Будь добрым!» и «Излишняя вежливость является признаком плохого воспитания!» Но это так, к слову. Неопытный и робкий архитектор долго ухаживал за Пепитой, не решаясь признаться в своих чувствах. Когда же наконец он, мучась и краснея, сделал ей предложение, то понял, что медлил зря: она уже успела обручиться с каким-то более удачливым торговцем лесом.

Четвертая и самая драматичная история повествует о том, как юная и прекрасная девушка, в которую был влюблен Гауди, в последний момент ушла от него в монастырь. Архитектор пережил жестокое разочарование, но потом решил, что это знак свыше, что с него хватит искушений, что плоть надо усмирять, только тогда дух сможет воспарить. Отныне его единственной возлюбленной стала архитектура.

Фабричный цех, заказанный рабочим кооперативом Obrera Mataronense, стал первым большим проектом Гауди. Получив диплом и открыв собственное бюро, он представил этот проект на Всемирной выставке в Париже. Там произошла главная встреча его жизни — нет, не с женщиной, а с заказчиком, ведь каждому архитектору как воздух нужен заказчик...

Они были созданы друг для друга — новоиспеченный граф, промышленник, эстет и меценат Эусебио Гуэль-и-Басигалупи и молодой архитектор Антонио Гауди. Без Гуэля Гауди не стал бы Гауди, без Гауди никто не вспомнил бы Гуэля. Только с ним он мог творить свою архитектуру и фантазировать на тему города-сада и страны-рая. Тридцать пять лет, вплоть до самой смерти дона Эусебио, Гауди был его семейным архитектором.

Но это удовольствие нельзя было назвать дешевым. Бухгалтер Гуэля жаловался: «Я наполняю карманы дона Эусебио, а Гауди их опустошает». Услышав как-то, что после сооружения церкви Сакре-Кер на Монмартре остались неизрасходованные средства, архитектор усмехнулся: «Чего-чего, а этого со мной точно не случится!» Дело было в творческом методе Гауди. «Органичное конструирование» предполагало естественный рост здания, при котором «одна идея прибавляется к другой, иногда сильно изменяясь в процессе».

Гауди был очень разным

Гауди словно лепил свои дома из глины, постоянно в них что-то переделывая. Мог забраковать почти готовое здание и безжалостно его искромсать, как будто речь шла о картонном макете. В своей работе архитектор был совершенно непреклонен. Однажды, когда власти города потребовали от него усечь слишком сильно выдвинутый в сторону улицы фасад, Гауди согласился, но пообещал написать на фасаде: «Изуродовано по распоряжению городского совета Барселоны».

Подрядчик вспоминал, как в парке Гуэль появилась знаменитая скамья в форме змеи. Чтобы получить совершенную форму ее сиденья, Гауди заставил рабочих снять штаны и усесться как можно удобнее на свежий цемент, таким образом использовав эргономику задолго до того, как эта наука появилась на свет. То же самое было с осколками черепицы, глиняной посуды, детскими игрушками, старыми иглами с текстильных фабрик, которыми он любил украшать стены своих домов. Много лет спустя эту технику назовут «ready-made».

Гауди был очень разным. В нем сочетались в престранных комбинациях неуемная гордыня и мелочность, щедрость и скупость, романтизм и прагматизм. В юности Гауди был франтом: ходил к лучшему барселонскому парикмахеру, обожал черные шелковые цилиндры, с 18 лет был помешан на шейных платках. Не был чужд таким радостям жизни, как вкусная еда, хорошее вино, театры, прогулки верхом...

В зрелости превратился в неряшливого старика в болтающемся на худых плечах костюме, часто забывающего про нижнее белье. Прохожие принимали его за нищего и подавали милостыню, которую Гауди спокойно принимал. Он стал угрюмцем, отшельником и страстным богомольцем. Постился с такой неистовостью, что порой не мог встать с постели от слабости. Вне поста ел только салат латук (окуная его в молоко) и орехи, да и то держал желудок полупустым, дабы «оставить место для Бога». Всем видам транспорта он предпочитал собственные ноги, вплоть до последнего дня совершая многокилометровые прогулки к морю.

Но ярче всего двойственность натуры Гауди проявляется в его работах. Странные, бесформенные творения, похожие на замки, сделанные из песка огромным расшалившимся ребенком, на самом деле являются результатом тяжелейшего труда.

Глядя на многоцветную архитектуру Гауди, трудно поверить, что пряничные домики с башенками-эскимо — итог многолетней разработки теории цвета и света, что для создания этих несерьезных сооружений была на полную мощность пущена инженерная машина. Гауди считал, что архитектор должен быть живописцем, скульптором и декоратором в одном лице. Он не верил в импровизацию и терпеть не мог абстрактное искусство (хотя без Гауди не было бы ни Пикассо, ни Миро). Его цветные коллажи возникли из многолетних наблюдений за природой, а в природе нет места монохромности, она обожает яркие краски.

Что еще его подпитывало? История Каталонии, которая представляла собой громадный котел, в котором три тысячи лет кипело пряное варево из самых разных культур: карфагеняне, иберы, римляне, вестготы, арабы, кастильцы... И Гауди спокойно «переженил» античные, готические и мавританские формы.

P.S. 7 июня 1926 года 73-летний Гауди вышел из дома к церкви Сант-Фелип-Нери. Проходя по Гран-Виа-де-лас-Кортес-Каталанес между улицами Жирона и Байлен, он был сбит трамваем и потерял сознание. Говорят, будто движение трамваев в Барселоне было запущено именно в этот день. Стражи порядка не узнали в нем известного архитектора и доставили его в больницу для нищих, где 10 июня он скончался.

После пышной траурной церемонии погребения Гауди, в которой участвовал весь город, после распоряжения папы похоронить архитектора в часовне собора Саграда Фамилия о нем почти сразу же забыли. Прошло несколько долгих десятилетий остракизма, в течение которых считалось хорошим тоном поносить «барселонского отшельника», называя его «динозавром, застрявшим в средневековье», а «порождения его больного воображения» — «каменными монстрами» и «непристойными луковицами».

Вплоть до 60-х годов XX века имя Гауди даже не упоминалось на страницах изданий по истории архитектуры. Но постепенно, благодаря развитию авангардистских течений и защите Ле Корбюзье, оно всплыло из небытия, а в 1984 году список всемирного наследия ЮНЕСКО пополнился тремя творениями Гауди. Оказалось, что его каменные чудища — прекрасны.

Смешные истории из жизни и свежие анекдоты

Читайте ещё на нашем сайте - Алла Костромичева