Красно-кирпичный массив 'Крестов' мрачно возвышается над набережной Невы. Моросит мелкий питерский дождик. Но в любую погоду - в снег и в дождь, в жару и в холод - под тюремными стенами встретишь людей. Это родственники, друзья, любимые или просто знакомые заключенных.
Какая-то женщина кричит с небольшими интервалами в сторону тюремных корпусов: 'Вася! Вася!!!' Наконец из зарешеченного окна появляется так называемое 'ружье' - небольшого диаметра труба, свернутая из обычной бумаги. 'Ружье' нацеливается в нашу сторону, и через секунду из него вылетает 'пуля' - скатанная в трубочку записка с хлебным наконечником. Спланировав по ветру, она перелетает через высокий тюремный забор и падает на землю почти у наших ног. Какие же надо иметь легкие, чтобы дуть с такой силой!
Женщина торопливо подбирает записку. Выясняю, что Вася - ее сын, ему всего двадцать лет. 'Залез в чужую машину, ничего не взял, просто хотел покататься, - вздыхает мать. - И вот уже одиннадцать месяцев сидит в тюрьме, в ожидании суда. А максимум за это дадут год'.
И тут в забранном решеткой окне появляется, судя по радостной реакции женщины, Васина рука с газетой и начинает чертить в воздухе замысловатые фигуры. Дама переключает все свое внимание туда. 'Вы понимаете, что он пишет?' - спрашиваю ее. 'Конечно!' - не отводя глаз от окна, отвечает она и начинает размахивать рукой в ответ.
Окаянное ремесло.
У центрального входа в 'Кресты' - очередь ожидающих свидания с арестованными. Протиснувшись сквозь нее, показываю дежурному пропуск. С противным лязгом распахиваются сначала одни металлические двери, затем другие, и я оказываюсь в тюремном дворике. Захожу в административный корпус, в коридоре которого на видном месте висит плакат со словами Петра Первого: 'Тюрьма есть ремесло окаянное, и для скорбного дела сего зело истребны люди твердые, добрые и веселые'. Впрочем, для веселья у тюремного начальства не так уж много поводов: в тюрьме те же проблемы, что и на свободе - недофинансирование, низкие заработки, отсутствие жилья, неукомплектованность кадрами.
Мужской следственный изолятор №1 Санкт-Петербурга, получивший в народе выразительное прозвище 'Кресты' (из-за крестообразно расположенных тюремных корпусов), построен в 1892 году. Когда-то это была тюрьма на окраине города, с однотипными одиночными камерами площадью восемь квадратных метров каждая. Всего в ней находилось 1150 арестантов. Сегодня в 'Крестах' содержится народу в десять раз больше, по 14-15 человек в камере. Скученность такая, что заключенным приходится спать по очереди. Запахи - лучше не принюхиваться!
В основном здесь сидят арестованные за тяжкие преступления - грабеж, изнасилование, разбой, убийство. В 'Крестах' немало иностранцев, главным образом арабов, сирийцев, вьетнамцев. Они содержатся отдельно от 'аборигенов'.
Приближается обеденное время. Возле пищеблока парни в тюремных робах выгружают из машины бачки с едой. Это арестанты, осужденные на небольшие сроки и оставленные в 'Крестах' в качестве хозяйственной обслуги. Взявшись за бидоны, они образовали цепочку и двинулись разносить еду по зарешеченным корпусам. Останавливаясь у каждой двери, хозобслуга разливает коричневого цвета жижу по мискам и просовывает их в открытые окошки камер.
Гулять - так гулять!
Пока одни заключенные обедали, других уже выводили на прогулку. Часовая прогулка в узком дворике с бетонными стенами и решеткой вместо потолка - ежедневная радость арестантов. Они могут размяться, подышать свежим воздухом. На прогулку и с прогулки их сопровождают охранники с овчарками. Арестанты идут по коридору гуськом, друг за другом, держа руки за спиной. Многие одеты в дешевые спортивные костюмы, но кое-кто в модных кожаных куртках - кого в чем задержали. На стадии предварительного следствия спецодежда не выдается: забрали человека летом - значит, будет ходить в летней одежде и осенью, и зимой - если с воли не пришлют что-нибудь потеплее или если администрация не подкинет из гуманных соображений какой-нибудь ватничек либо свитерок.
Особо опасный контингент: бандиты, насильники, убийцы - содержится в шестом отделении 'Крестов'. Туда я и отправился. Старшина распахнул дверь камеры и зычным голосом крикнул: 'Ну, кто хочет пообщаться с корреспондентом?' В духоте и тесноте стояли, сидели и лежали, свешиваясь с трехъярусных нар, полуодетые люди. Было много молодых лиц. Заключенные молчали, не выражая ни малейшего желания общаться. 'Мужики, кто хочет закурить?' - спросил я, доставая приготовленную загодя пачку 'Беломора'. Расчет оказался верен: через минуту мы уже беседовали с одним из обитателей 'Крестов'.
У тридцатидевятилетнего Виктора за плечами пять судимостей. В промежутках между отсидками заботливый отец занимался воспитанием сына. Всякий раз, проходя мимо тюрьмы, говорил ему: 'Смотри, Юра, будешь плохо себя вести - попадешь в клетку! Ничего там хорошего нет, сам испытал'.
После смерти жены они с сыном перебрались из Твери в Питер, жили на чердаках. И однажды - там же, на чердаке, он зарезал человека.
Попрощавшись с Виктором, отправляюсь в комнату для свиданий. Она разделена на 26 кабинок, здесь многолюдно. Раз в месяц в течение часа арестованные имеют право общаться со своими родными и близкими по телефону - глядя друг на друга через звуконепроницаемое стекло. По инструкции разговор должен носить исключительно домашний характер: нельзя говорить ни о режиме содержания, ни об обстоятельствах уголовного дела. Понятно, что инструкции часто нарушаются. Хотя все знают: разговоры периодически прослушиваются, и тех, кто игнорирует правила, наказывают.
Браки заключаются не на небесах.
Когда мужчина попадает в 'Кресты', его связь с родными, с семьей (если таковая была) ослабевает, а через какое-то время зачастую и вовсе утрачивается. Многие жены, не дожидаясь суда, подают на развод. Но бывает и наоборот: женщины просят зарегистрировать семейный союз с тем или иным арестантом. Как и на свободе, браки в тюрьме далеко не всегда заключаются по любви. Нередко они носят фиктивный характер: адвокаты находят своим подзащитным 'невест' для того, чтобы добиться изменения меры пресечения или решить какие-то их бытовые проблемы. Например, до суда оформить на новоиспеченную жену квартиру, чтобы жилье не пропало.
Обитатели 'Крестов' женятся часто и охотно. Хотя иногда невеста по возрасту годится жениху в бабушки! Был случай, когда сразу три женщины подали заявление с просьбой о регистрации брака с одним и тем же заключенным! И тот всякий раз добросовестно заполнял бланки, соглашаясь жениться на каждой из них. Порой в коридоре административного корпуса толпятся в ожидании бракосочетания по пять-шесть пар. Приходят девушки - молодые, красивые, нарядные, с цветами в руках. Из камеры приводят женихов - хмурых, небритых, покрытых татуировками. Многие из них, судя по выражению лиц, даже не знают, что у них регистрация: как валялись на нарах, так встали и пошли жениться. Сама процедура занимает минут десять, не более. Разумеется, никакой музыки, никакого шампанского, никакой первой брачной ночи: расписался, чмокнул жену и назад, в камеру.
Тридцатипятилетний Юрий вошел в кабинет в сопровождении надзирателя, держа руки за спиной и тревожно оглядываясь. Нервный, возбужденный, озлобленный. Из материалов дела я знал, что он рецидивист.
- Я десятку отдремал, приехал домой в Питер, а администрация района мою двухкомнатную хату забрала себе! - возмущается он. - В общем, ни квартиры, ни прописки, ни работы. Что мне было делать? Сошелся с женщиной - нормальной, порядочной. Другая с таким негодяем, как я, никогда не связала бы свою судьбу. А эта ради меня развод взяла! Хотя, конечно, были у меня женщины и покруче!
Два года они жили, не расписываясь. Потом Юрий избил кого-то и оказался в 'Крестах'.
Тут дверь открылась, и в кабинет вошла молодая женщина, чья фигура однозначно говорила о том, что она очень скоро познает радость материнства. Ее сопровождали две работницы районного загса. Пока дамы доставали необходимые в таких случаях бумаги, молодые ворковали о чем-то своем. Из угла доносился лихорадочный шепот жениха: 'Пришли чаю побольше, жратвы не нужно. И скажи адвокату, чтобы пришел. А еще узнай, почему не дают свидание'.
- Вы уверены, что будете счастливы в этом браке? - спросил я новоиспеченную жену после того, как ее очередного мужа увели в камеру.
- Верю! - сказала она и счастливо улыбнулась. - Юра - замечательный человек! А что в тюрьму попал, так всякое в жизни бывает.
- Честно говоря, не понимаю я этих девушек! - вздохнула работница загса, когда мы остались одни. - Даже если это любовь - все равно за тот срок, который ему определят, любое чувство угаснет. Мужикам, конечно, регистрация брака на руку: им и свидание с женой в колонии предоставят, и передачи разрешат приносить. А вот зачем женщинам на себя брать все это? Не понимаю! Наверное, это чисто женская потребность заботиться о ком-то!
Когда я вышел из 'Крестов', дождь уже кончился. По Неве неторопливо тащился буксир, на набережной прогуливались влюбленные парочки, а у тюремной стены все так же стояли люди. Площадка перед каменным забором была усеяна скатанными в трубочку записками: тюремная почта работает без перерыва на обед. Симпатичная девушка, сложив руки рупором, кричала изо всех сил: 'Саша, я люблю тебя, слышишь! Я жду тебя!'
Игорь ЛОГВИНОВ
|