Похороны 'нового русского' - одно из самых жизнеутверждающих зрелищ. Во-первых, у большей части населения они вызывают самые возвышенные чувства. Как-то: веру в торжество справедливости, осознание, что все тщетно. Это отбивает на некоторое время зависть и, соответственно, примиряет с собственным убогим бытом и крикливыми замученными женщинами.
Похороны 'нового русского' не так скорбны, как торжественны. Роскошные катафалки на 'мерседесах', убранные живыми цветами. Военный оркестр, сверкающий начищенными по случаю трубами и играющий любимые мелодии дорогого покойника типа 'Семь-сорок' или 'Комбат-батяня'. Впрочем, знаю одного 'нового русского', который, умирая (не подумайте чего криминального - от цирроза печени), попросил сыграть над его могилой 'Реквием' Моцарта. И где слов таких нахватался? Но не в этом дело. Зрелище было преторжественное: склеп с мраморными фигурами по обе стороны от входа (одна - фигура жены, вторая - статуя Свободы в миниатюре), колонны, колонны, портики, портики, потолок склепа из небьющегося стекла - чтобы покойный, значит, мог наблюдать звезды (перед смертью его потянуло на вечное, а склеп-то он заранее построил, как только узнал, чем болен), толпа насупленной братвы (каждый интерпретирует высокую печаль по-своему), известные чиновники, даже один министр подтянулся. Ну и знаменитый оркестр в лучшем составе, который наяривает 'Реквием'. Такого Новодевичье еще не видело.
А какие гробы! Это ж конфетки, а не гробы. Что-то вроде ихних мебельных комплектов в миниатюре. Так, нечто среднее между роскошным сексодромом и шкафом, та же инкрустация, бронза и обивка шелком.
Я уж не говорю о поминках в лучших ресторанах Москвы! О торжественных речах над телом покойного ('Чисто конкретно святой был человек'). О группе поддержки из бывших жен. Все как одна в газовых черных шарфах и с тщательно накрашенными губками и глазками, отчего слезы по дорогому покойнику проливают крайне аккуратно и экономно.
То есть зрелище получается богатое, торжественное и громкое.
Это я к тому, что умер недавно хозяин сети московских борделей Стасик Перепелко. В миру, стало быть, Перепел. Отошел в лучший мир он, понятно, не по своему желанию, а потому, что этого очень захотели конкуренты, которые уже давно предлагали Стасику подвинуться, но Перепел намеки если и понимал, то всякий раз удивлялся наглости намекавших. Потому что Перепел владел одним из самых роскошных мест золотой нашей Москвы - борделем для випов и всем было известно, кто стоит за Перепелом.
Однако в жизни всегда есть место подвигу. И в день, когда над Москвой висел бесконечный дождь вместо обещанного снегопада, Перепела привезли домой на Рублевку с простреленным черепом. Привезли его совершенно неожиданно - через час после того, как он уехал на работу. Так что жена, увидев у ворот машину, жутко испугалась. Тем более что в тот момент она была неодета. И не одна.
И только увидев, что к дому на носилках несут что-то большое, прикрытое простыней, закричала нечеловеческим голосом. Чисто конкретно - Ярославна.
Перепел умирать не собирался, что сильно усложнило хлопоты родных и близких. В отличие от многих своих коллег по бизнесу, он не купил себе земельки под могилу, не оставил никаких распоряжений по процедуре возможных похорон, о дизайне склепа и гроба тоже ничего не было известно. Он был, что называется, убежденным жизнелюбом.
Поэтому для проектирования склепа пригласили известного архитектора, гроб выписали из Италии по каталогу - с этим тоже помог архитектор. Костюм купили от Версаче - это был фирменный стиль заведений Перепела (в частности, того, что для випов). Договорились с небольшим, но известным камерным оркестром. Некоторые сомнения и споры вызвал предполагаемый репертуар - покойный уважал народную песню 'По полю танки грохотали' и пахмутовскую 'Нежность'. Было решено, что играть будут по очереди то одно, то другое. Вдова, чтобы выглядеть на фоне малахитового гроба как можно эффектнее, покрасилась в блондинку. Короче, все путем.
Наступил день похорон.
С утра, понятно, поехали в церковь. Тем более что реставрировали церковь на деньги Перепела. И правда, церковка, хоть и небольшая, вышла на загляденье - с золотом, резьбой, красивым палисадником (Перепел для этого своего ландшафтного архитектора отрядил). Правда, архитектор, пройда, все норовил засобачить за церковную оградку мраморного писающего мальчика. Еврей, понятно. Христопродавец. Мотивировал тем, что люди приходят в храм Божий приобщиться к плодам не только духовным, но и эстетическим. Но батюшка решительно воспротивился. Батюшка, кстати сказать, Перепелом же был назначен в богатый приход. И его первого поминал в своих молитвах. Когда-то давно Перепел с будущим батюшкой, а тогда Васькой Мокеевым, вместе занимались стрельбой. Только Перепелу повезло больше - он стал чемпионом России по стендовой стрельбе, а Васька только слух испортил. Что теперь ему сильно мешало исповедовать прихожан. С другой стороны, так ли безмятежно отпускал бы он им грехи, если бы знал, о чем те шепчут? Чтобы прихожане не догадывались, что батюшка плохо слышит, он прерывал исповедь неожиданными вопросами, ставящими исповедующегося в тупик (так, высокопоставленного чиновника, который каялся в том, что потырил не считано казенных средств, батюшка строго спросил, блюдет ли он посты, и когда тот горестно сказал, что нет, распек в пух и прах). Так что настоятель славился в приходе большой проницательностью и острым умом.
Служба шла медленно, чинно и торжественно. Хор пел так, что, казалось, это ангелы рыдают на небесах по подстреленному Перепелу. Многие плакали и истово крестились. Церковь была битком набита мускулистой братвой, мужчинами в дорогих пальто, с ускользающими взглядами. Были и коллеги по работе, и даже подчиненные - стайка холеных женщин и несколько известных московских гомосексуалистов (заведение Перепела предоставляло самые разнообразные сексуальные услуги). Многие из скорбящих украсили бы любые похороны. Правда, для более веселых торжеств они просто не годились.
- Хочется каяться, - роняя слезу, сказала вдова Перепела, которая по случаю траура была в черных бриллиантах.
Наконец смолкли последние слова молитвы. Братва подняла на мощные плечи гроб с Перепелом и, медленно ступая по белым гвоздикам, которыми был усыпан пол, двинулась к выходу. Катафалк к самой церкви подогнать не удалось - дорожка была слишком узкая. Некоторое время процессия двигалась в полной тишине. Пока батюшка - он шел первым - не вышел на стоянку для машин, где и парковался похоронный кортеж.
Он растерянно покрутил головой - катафалка на площадке не было. Шедшие за ним с гробом ребята мягко вытолкнули батюшку вперед и тоже остановились в полном недоумении. Ставить гроб было некуда. Пунцовый катафалк, убранный бордовыми и белыми розами, исчез как сон, как утренний туман. Мерседесов, вольв, саабов и лексусов было завались. Хватило бы на российский бюджет на 2003 год. И уж как минимум на выплату задолженности по электроэнергии в Приморье плюс пенсии на ближайшие пару лет. Но катафалка не было!
Толпа напирала. Поэтому ребята с гробом вынуждены были нести его непонятно куда. Пока, наконец, не остановились посередине площадки. Оркестр, не сориентировавшись, дружно заиграл пахмутовскую 'Нежность'.
- Он же стоял здесь, - озираясь и показывая пальчиком на пустое место, сказала вдова. С таким же успехом она могла искать транш МВФ или вражью подлодку, протаранившую 'Курск'.
- Может быть, он на соседней парковке? - предположил кто-то из толпы. Несколько энтузиастов, отбросив приличествующую моменту скорбь, энергично потрусили на вторую парковку за рощицей. И через пять минут замахали руками: нет. Народ заволновался: куда девать дорогого покойника?
К этому времени братва уже замучилась держать гроб - чай из дорогой породы дерева и укомплектован по полной программе. Помаявшись, они переложили его на плечи другой шестерки, и отошли, разминая затекшую спину.
Причем вместе с катафалком исчез и шофер. Но этого не жалко. Главное - пропали дорогие венки, которые были сложены в задней части автобуса. Еще полчаса ушло на розыски по окрестным лесам (на это время гроб занесли обратно в церковь - уже не так торжественно, а торопливо и деловито). Прочесав окрестности, братва нашла только в дымину пьяного шофера под кустом шиповника. Находка обрадовала, но не внесла ясности - шофер не мог сидеть, не мог стоять, не мог говорить. Да что там! Бедняга не мог даже открыть глаза, чтобы увидеть, сколько людей (и каких!) домогаются его внимания.
Стало ясно, что произошла гнусная диверсия. 'Они не только его убили! - воскликнула взволнованная вдова. - Они посягнули на самое святое. На последний путь!'.
Что еще добавить, о читатель? Катафалк нашелся только неделю спустя - на подмосковном пустыре (венки все были в целости и сохранности, правда, изрядно осыпались). А бедный Перепел проделал свой последний путь на районном автобусе, который пулей сняли с рейса, вытряхнув около церкви всех пассажиров, ехавших на соседний рынок. Отчего и те помянули покойника неласковым словом.
Мы, типа, память, мы, типа, память, мы долгая память друг друга.
Иван Штраух
|
|