Евгений Комаровский

Родители будущего доктора были инженерами и работали на заводе по производству турбин. А Евгений решил стать врачом: «Почему я захотел стать педиатром? Не знаю. Случай помог. У меня был панический страх за жизнь сестры, и это повлияло на выбор профессии. Это изыски моих родителей, точнее, мамы. Она говорила: «Женя, ну ты же видишь, Таня ничего не ест. Только ты можешь её накормить». «Татьяна, открывай рот». «Мама, покормил. Мы всё съели». «Боже, какие вы молодцы, какой ты золотой». Или. «Женя, я не могу её уложить спать». «Татьяна, марш спать». «Почитай!» Уложил, почитал. «Теперь спи». «Мама, она спит». «Молодец, сынок». А потом в годик Таня заболела и попала в больницу. Я тогда очень испугался, переживал страшно. Это была простая кишечная инфекция. Сейчас дома бы вылечил».

В 1983 году после окончания харьковского мединститута Евгений Комаровский работал врачом реанимационного отделения областной детской инфекционной больницы в Харькове. Тогда ни о каком допуске родителей в реанимацию речи не шло. А с часу до двух дежурный врач рассказывал, что происходит с их детьми за закрытыми дверями, или сообщал самое страшное.

Это был период рождения специальности «детский реаниматолог», когда практически всё приходилось делать руками: вырезать интубационные трубки из капельницы, обрезать и точить иглы для спинномозговой пункции, потому что у обычной иглы срез слишком большой, такая насквозь проткнёт спинномозговой канал. «Фактически мы только учились, — рассказывает Комаровский. — Именно в реанимации я понял, за что говорят спасибо и за что не говорят. Выяснилось, что спасибо не говорят практически никогда, по крайней мере, в реанимации. Ты же ребёнка не выписываешь домой. Стало лучше — его переводят долечиваться в какое-нибудь отделение, умер — вы виноваты, вы все убийцы. Это ситуация, когда сказать себе спасибо можешь только ты сам.

Может, для молодого мужика, который в этой каше варится, ещё важно, какими глазами на него смотрят медсёстры. И когда ты нечто можешь сделать быстро, классно, лучше других, они смотрят на тебя правильными глазами».

В то время молодой врач Евгений Комаровский живёт с женой Катей и сыном Димой (через несколько лет у них родится второй сын — Андрей) в однокомнатной квартире. С Катей, будущим детским офтальмологом, они поженились после третьего курса мединститута. «Это ж вас нужно теперь в одну группу перевести», — сказал им тогда замдекана. «Нет!», — одновременно крикнули они.

Телефона дома у них нет. Поэтому, например, дежурства главы семейства в службе санавиации выглядят так: целый день безвылазно сидишь дома, ожидая стука в дверь и слов: «Доктор, поехали». И едешь в условную Хацапетовку. А там тяжёлый ребёнок — довезёшь его до своей родной реанимации, у него есть шанс. Напишешь «нетранспортабельный», оставишь умирать. «Но если он умрёт в дороге, ты должен его везти не в больницу, а в судебно-медицинский морг, — говорит Комаровский. — Автоматически открывается дело. Ведь ты забрал ребёнка из больницы, где ему теоретически могли помочь. Поэтому ночью ты вызываешь главврача из Хацапетовки и говоришь: «Иван Иваныч, договор у нас такой: я везу ребёнка к нам, но если он в дороге умирает, то я возвращаюсь». Потом заполняешь два листа — один о том, что ребёнок нетранспортабельный, а второй о том, что везёшь его туда-то. Иван Иваныч позарез хочет, чтобы ты забрал ребёнка. Когда ты опытный и мудрый, то знаешь, что этот Иван Иваныч будет первым, кто тебя сдаст. Но принимаешь решение, довозишь ребёнка живым и находишься в таком кайфе, который не понимает ни одна живая душа».

За каждый вызов по санавиации врачу платили 10 рублей, в воскресенье — 20, а зарплата в реанимации — 150 рублей. Надеяться можно только на себя — главное правило, которое Комаровский выучил в реанимации. «Ты на краю, в окопе на передовой. И если перед тобой смерть, никакой профессор в тылу тебе не поможет. Ты должен принять решение сам и сейчас. И от твоих ошибок зависит человеческая жизнь. Реанимация очень быстро убирает гнёт авторитетов. Перестаёшь верить, что завкафедрой мединститута, написавший этот учебник, — истина в последней инстанции. Рассчитываешь на себя, больше учишься, читаешь, бегаешь в магазин медкниги, сидишь в библиотеке. Так, во всяком случае, делал я.

Но на самомотивации долго не протянешь. В этом драйве долго не пробудешь, и тут начинается самое сложное. Поначалу, когда ты приходишь весь на энтузиазме, каждый правильный диагноз, каждый спасённый пациент воспринимается как праздник. А потом это становится обычным делом. Когда вы родили первого ребёнка, вы радуетесь. Когда второго, радуетесь, а когда 12-го, то понимаете, что дурное дело не хитрое.

Тут похожая ситуация. Сначала ты доказываешь себе, что настоящий врач, что можешь ставить диагноз, умеешь лечить, доставать с того света, интубировать, ставить подключичный катетер, делать пункцию желудочков мозга. Да вообще ты — классный пацан. Потом перестаёшь этому радоваться, воспринимаешь всё как рутину. Стимулов для драйва все меньше и меньше, а неудачи, наоборот, остаются с тобой, накапливаются, давят».

Сам по себе

Из реанимации Комаровский всё-таки решил уйти. Ему был 31 год, когда его пригласили возглавить новое реанимационное отделение в другой больнице. Но он остался в родной клинике заведующим инфекционным отделением. А через три месяца началась эпидемия дифтерии. Оказалось, что в 1991 году дифтерию лечили так же, как до войны, и это можно было изменить. А ещё изучить вирусный круп, чтобы защитить кандидатскую диссертацию. «Я в отделение даже компьютер добыл — Olivetti 286 с жёстким диском на 40 Мб. Мне все завидовали. Ребёнка с дифтерией выписываем, надо копию истории болезни в Минздрав. Я кнопочку нажимаю — т-р-р-р-р — история болезни. Отдаю её начмеду больницы, а она: «Ой, Жень, так нельзя. Что о нас в Минздраве подумают». Позже он узнал, что медсёстры переписывали от руки распечатанные им на принтере документы.

В инфекционном отделении Комаровскому стало очевидно, что 90% тех, кто находится в больнице, не должны там быть, а 90% тех, кто попадает в реанимацию, не должны туда попадать. Эту идею он озвучивает, наверное, чаще всего. «В своём отделении я начал менять ситуацию. Медсестра знала, что её задача не попы колоть, а напоить, погулять, обеспечить чистоту, проветрить помещение. Так мы их лечили. Поскольку у других было иначе, то все очень ждали, когда я споткнусь, когда у меня кто-то умрёт.

И зарплата в какой-то момент оказалась три доллара. Поэтому в 15:00, когда заканчивался рабочий день, он садился в троллейбус, чтобы успеть на частные приёмы. В 35 лет заработал на первый автомобиль — семилетнюю шестёрку, и был счастлив, потому что успевал посмотреть после работы не двух детей, а четырёх. А потом вообще ушёл из больницы и больше в государственную медицину не возвращался. Ушёл по той же причине, что и из реанимации. Хорошее перестало радовать, а плохое накапливалось.

Ты живёшь в атмосфере зависти и ненависти, пока не возникает вопрос «Зачем?» Я налечился, надиагностировался, напсиховался, нанеспался на десять жизней вперёд. Умирал с каждым своим погибшим ребёнком. Вы знаете, что дети с дифтерией умирают в ясном сознании? «Дядя Женя, уходи, я буду сейчас умирать». До сих пор не понимаю, как не спился. Наверное, просто Господь Бог дал мне нормальную алкогольдегидрогеназу.

Была последняя капля… Умер ребёнок, возле которого я неделю дневал и ночевал. Мы с его мамой сидели и плакали вдвоём. Оба знали, что сделали всё возможное. Потом я пришёл на планёрку, а полбольницы счастливы».

Комаровский ушёл в свободное плавание в 2000-м, продолжив отбор «своих» пациентов. Его формула выглядела просто: у ребёнка сопли, родители хотят лекарство от кашля и антибиотик, врач их не назначает (главное — не отступать от правил игры), на него обижаются и больше к нему не обращаются. Но одна мама из десяти оказывается счастлива, что для выздоровления нужно проветрить комнату, увлажнить воздух, напоить ребёнка — и всё. «Вы читали «Записки врача» Викентия Вересаева? «Если вас когда-нибудь позовут в дом к ребёнку, заболевшему коклюшем, знайте, больше в этот дом вас не позовут никогда». И это правда, потому что если у ребёнка коклюш, то можно хоть биться головой об стенку, но он будет кашлять три месяца. А самая шикарная болезнь, о которой врач может только мечтать, — внезапная экзантема. Тебе говорят: «Доктор, у ребёнка температура под сорок и больше ничего, что делать?» А ты отвечаешь: «Ничего. Наверное, завтра температура упадёт и появится сыпь». «О, доктор, вы великий — шаман!»»

После нескольких лет практики у Евгения Комаровского были только те пациенты, которые его устраивали. Потом он свою формулу масштабировал на всю страну уже в качестве «Доктора Комаровского». Странствующий рыцарь, то есть врач, отправился в путь.

Доктор разговорного жанра

Кажется, начало жизни бренда «Доктор Комаровский» совпало с выходом «Начало жизни вашего ребёнка» — первой книги для родителей, написанной ещё в 1996-м. Евгений Олегович сделал её для себя. Так было удобно. К нему приходили родители, задавали одни и те же вопросы, он давал на них одни и те же ответы. А потом просто написал то, что каждый день говорил. «Это был чистый эгоизм. Мне хотелось внушить мамам и папам, что помочь своему ребёнку могут только они. Я же могу научить, как».

Друзья издали книгу, оказалось, что она пользуется популярностью. То, что Комаровский стал авторитетом у родителей, не такая уж случайность. Он удачно вписался в образ успешного врача, сформировавшийся у них. «Я на 100% соответствовал их картинке. Представьте, молодой мужик, завотделением, кандидат медицинских наук, востребован, ко мне невозможно попасть на приём. А когда ты им отказываешь, они хотят тебя ещё больше».

Бинго. Но секрет, конечно, не только в этом — он первым понял, как заполнить огромный дефицит информации. Ведь «100% взрослого населения знают, как делать детей, но 99,9% не знают, что потом делать с детьми». Доходчивые, яркие формулировки стали коньком Комаровского. Появился доктор, захотевший говорить с пациентами на понятном им языке. ««Думайте о том, кто вас слушает, читает», — учу я врачей. А они ведь думают в первую очередь о коллегах, которые, увидев их опусы, скажут: «Ты что, дурачок?» Это самая большая проблема медицинской литературы, отчасти и ставшая причиной нехватки информации. Перестань, ты пишешь для родителей, а, значит, можешь упрощать. Более того, иногда ты должен формально с точки зрения науки объяснять неправильно, чтобы быть понятным».

В 2006-м Евгений Комаровский издал свою самую известную книгу — «Здоровье ребёнка и здравый смысл его родственников», у которой было уже более 30 переизданий. Её перевели даже на китайский язык. Карьера же «доктора Комаровского» стремительно пошла вверх с появлением партнёра, взявшего на себя всю нетворческую работу. Он занялся бухгалтерией, ремонтом, рекламой, а фактически стал человеком, который продаёт время доктора Комаровского. Тот же занимается тем, что ему интересно. Если до 2006 года педиатр написал четыре книги, то после — ещё десять. В конце концов, всё оформилось в Клинику доктора Комаровского. «Клиническая больница — это лечебное учреждение, где проходит учебный процесс. Вот и моя клиника — это лечебное учреждение, только задача его не приём пациентов, а обучение родителей».

P.S. Клиника доктора Комаровского к стетоскопам, осмотрам, операционным она не имеет отношения. Это прежде всего издательство, сайт, медицинская редакция, которая готовит телепрограммы «Школа доктора Комаровского» (её показывают в 40 странах), семинары и тренинги для родителей и врачей. У доктора Комаровского в Instagram 6,2 млн подписчиков. Известность он себе «стяжал», а вдобавок к ней добился финансовой свободы. Доспехи оказались впору.

Но остаётся ещё и Евгений Комаровский — тот, который не в белом халате. У него в Instagram тоже есть аккаунт, только с авторскими фотографиями. У этого Комаровского 277 тыс. подписчиков. «И они мне дороже, чем тот миллион, потому что они со мной не только из-за анализа мочи», — признаётся Евгений Комаровский. Такая цена популярности.

Врачебная практика Комаровского свелась к приёму «своих». Свои — те, кого он «купал новорождёнными», которые теперь сами стали родителями. Таких в его родном Харькове около 200 семей. Самые главные пациенты — дети Дмитрий и Андрей, трое внуков. «Мои дети пользуются советами доктора Комаровского. У них нет другого выбора. Они-то как раз не сомневаются, что папа прав. Они точно знают: папа говорит то, что думает, папа не шоумен, нет денег, за которые папа продаст свою репутацию. Ведь через каждого из них ко мне пытаются подобраться».

Смешные истории из жизни и свежие анекдоты

Читайте ещё на нашем сайте - Жак Ширак