Нани Брегвадзе

Нани Георгиевна Брегвадзе родилась в Тбилиси. Выросла в музыкальной семье. Прабабушка и старшая тетя были профессиональными певицами в хоре. Маленькой девочкой, в возрасте 6 лет, Нани уже пела под гитару «Калитку», «Не уезжай ты, мой голубчик», «Караван», другие старинные песни и романсы.

По семейной установке Нани должна была стать пианисткой, на это ее и направляли. Семь лет училась в музыкальной школе по классу фортепиано, потом четыре года — в музыкальном техникуме, затем поступила в консерваторию. Но сколько себя помнит — все время пела. Правда, мысли о том, чтобы выйти на сцену в качестве певицы, не возникало никогда. В Грузии умению петь никто не удивляется, там поют все. Да и родственники сначала не хотели, чтобы она пела с эстрады, но Нани никто не мог противоречить, она была очень сильная натура. И ею был вынесен вердикт: «Пусть временно попоет!».

«Я поступила в консерваторию, днем занималась, а вечерами и в праздники пела в самодеятельном эстрадном оркестре политехнического института.

Наш оркестр пригласили принять участие в VI Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. Я должна была исполнить лирическую песню. Все получилось на ура, оркестр покидал сцену под гром аплодисментов, а вечером передали слова Леонида Утесова, который был членом жюри: «Если эта девушка продолжит петь, она станет прекрасной певицей». Я не поверила своим ушам! Мы стали лауреатами. После такой победы Константина Певзнера назначили руководителем Тбилисского Государственного эстрадного оркестра «Рэро» («Песня» по-грузински), а он предложил мне стать в нем солисткой.

Мама моя была строгим воспитателем, как вообще отпустила дочку в Москву — непонятно. Постоянно контролировала: все ли со мной в порядке? Запрещала ходить в гости по чужим домам, сама звала к нам молодежь из лучших тбилисских семей.

Мальчики, которых мама приглашала, были замечательные, все при деле, многие старше меня лет на пять-десять, воспитанные, из хороших семей. Богатство тогда не ценилось, наоборот, быть обеспеченным считалось неприличным. Все живут одинаково, так откуда у тебя деньги? Значит, нечестно их достаешь. Мама говорила: «Нани, будь порядочным человеком, а деньги приходят и уходят, не обращай на это внимания». И до сих пор сохраняю к ним такое отношение, а вот своим детям этого не внушаю, потому что наступило совсем другое время.

Мераб Мамаладзе тоже захаживал в наш дом, но держался от меня на некотором расстоянии. Позже, когда мы уже близко сошлись, признался: «Я присматривался. Никак не мог понять, почему к тебе все тянутся, в чем дело?» Он мне нравился, но не в качестве потенциального мужа, а просто как симпатичный молодой человек: рослый, хорошие глаза, добрая улыбка.

Как-то незаметно Мераб оттеснил остальных моих друзей и начал активно ухаживать, проявлять свое мужское начало: встречал, провожал, дарил цветы, книги. В какой-то момент чуть с ума не сошла, так к нему физически тянуть стало.

Знакомые мальчики, а у меня и в консерватории, и в ансамбле было много друзей мужского пола, не понимали, почему я предпочла им Мераби, спрашивали: «Нани, что ты нашла в нем особенного? Почему с ним гуляешь?» Разве на такие вопросы ответишь? Это природа во мне говорила, она всегда разум застилает.

Мама была не против наших встреч, Мамаладзе ей нравился, к тому же она хорошо знала его родителей. Отец и мать Мераба работали на Тбилисском авиационном заводе. Он — главным инженером, она — химиком. Замечательная была женщина, очаровательная.

Однажды поздно вечером мама вошла в комнату, присела на краешек кровати и спросила: «Нани, что ты думаешь о Мерабе?» «Хороший, добрый, мне нравится». И вскоре к нам в дом пришли его родители. Только тогда я поняла, что отношения с Мерабом зашли слишком далеко.

О свадьбе не хочу вспоминать. Расскажу в двух словах: никаких длинных платьев и другой помпезности. Конечно, пришли наши родные, молодежь собралась, многие мальчишки были просто убиты моим поступком. В свадебное путешествие поехали в Батуми, вернулись, и я переехала к мужу. Как мама и говорила — дружная хорошая семья, обеспеченная, но было одно «но». Из дома родителей я ходила на занятия пешком, всего-то и надо было перейти площадь, а теперь приходилось довольно долго ехать на трамвае, да и после вечерних концертов «Рэро» возвращалась в полной темноте. Со временем мы переехали к моим родителям.

Когда родилась Екатерина (дома мы звали дочку Эка), мама взяла на себя все заботы о ней, только бы я училась и занималась музыкой. Она даже в молодости была самоотверженной: забеременев мной, сразу бросила учебу. А ведь училась уже на третьем курсе геологического факультета Тбилисского университета. Мераб был не особым помощником в домашних делах: работал инженером и уходил из дома на весь день, вечером только играл с дочкой.

Я окончила консерваторию, но пианисткой так и не стала, по-прежнему пела в «Рэро». И тут на мое счастье в Москву из Франции приехал Брюно Кокатрикс — импресарио и директор самого знаменитого концертного зала Парижа «Олимпия», хотел сделать свою шоу-программу «Московский мюзикл-холл» и собирал артистов со всего Советского Союза.

У меня к этому важному мероприятию было абсолютно легкомысленное отношение: «Я пению профессионально не училась, понравлюсь — поеду, не понравлюсь — останусь дома с маленькой Экой и Мерабом». Вообще ко многому относилась наплевательски. Одно платье на весь сезон покупала; не считала, кому после выступления сколько минут аплодируют, кто поет на концерте одну песню, а кто — семь. Все это меня не беспокоило и, как сейчас понимаю, спасало везде и во всем. Было важно, что думают люди о моем пении, особенно те, кто хорошо разбирается в музыке. Как ни странно, я выиграла конкурс и поехала в Париж».

«Мне не нужна была любовь, я хотела уважения, понимания, доверия»

После триумфальных парижских гастролей Нани была приглашена в вокально-инструментальный ансамбль «Орэра». «Это был необыкновенный коллектив. Десять грузинских мальчиков — молодые, стройные, заводные. Всегда в строгих пиджаках, черных или красных, узких брючках, лакированных туфлях. Двигались по сцене как боги, легко, пританцовывая. Молодость свое дело знает!

От них весь Советский Союз с ума сходил, что творилось — не передать! Поклонницы забрасывали цветами, писали любовные письма. Когда пели «Лалеби», «У девушек наших», «Тополя», многие плакали, так захлестывали эмоции. У меня тоже был успех среди зрителей, какой-то тайный ухажер регулярно присылал домой букеты роз, двумя руками не могла их обхватить, однажды посчитала — под три сотни.

Пятнадцать лет пела с «Орэра», иногда в сольных номерах аккомпанировала себе на рояле, и каждый раз, выходя на сцену, думала: «Слава богу, что могу петь!» Это было для меня самым главным в жизни, но и еще была приманка — возможность путешествовать. Мы с ансамблем весь мир объездили, а ведь в то время только избранные могли себе такое позволить.

Конечно, не все было радужно. Существовала и другая сторона работы, для меня отвратительная — гастрольный быт. Грязные вагоны, влажное белье. До сих пор ненавижу поезда. С содроганием вспоминаю длинные переезды на разбитых автобусах, обшарпанные гостиницы. И получали гроши — одиннадцать или четырнадцать рублей, при том, что «Орэра» был самым востребованным коллективом в стране. Сейчас даже у начинающих певцов другие условия: свой импресарио, водитель, роскошные номера в отелях.

Что скрывать, не весь мой путь был устлан цветами, если кто так говорит о себе — он дурак или ненормальный. Плохо бывало и в личной жизни, но не настолько, чтобы меня уничтожило.

Когда мы ездили куда-то с Мерабом, он был добрым, мягким, ласковым. На руках носил, не знал, что еще хорошего сделать. Спрашивала: «Почему меня так балуешь?» «Потому что сейчас ты только моя, мы вдвоем, вместе».

Едва возвращались домой и я переключала свое внимание на Эку, родителей или друзей, в нем сразу же пробуждалась злость, начинал ругаться по пустякам, злиться. Никак не мог привыкнуть к тому, что часто уезжаю, не мог и не хотел оставаться один. Друзья говорили: «Нани, ты не думай, Мераб сильно тебя любит». А мне не нужна была такая любовь, я хотела уважения, понимания, доверия. Вот этого не видела.

Мучился Мераб еще и от чувства неудовлетворенности своей работой. С детства мечтал стать врачом, но отец не одобрил его выбор, хотел, чтобы сын получил техническую профессию. Говорил, что для мужчины это более перспективно. Мераб не смог пойти против родительской воли и стал инженером-строителем. Наверное, это и мешало ему чувствовать себя уверенно. Даже внешне стал выглядеть как неудачник: сгорбился, как-то поник весь.

А потом в дом постучалась беда — Мераби арестовали. Оказывается, мой доверчивый муж неоднократно ставил свою подпись под какими-то фальшивыми торговыми документами. Пока Мераби был в тюрьме, мы жили обычной жизнью. Эка ходила в школу, папа и я работали, мама занималась хозяйством. А когда Мераби освободили, он первым делом пришел к нам, хотел наладить отношения. Это был абсолютно другой, спокойный человек.

Со временем все вернулось на круги своя: обиды, ревность, недовольство. Стал каждый день выпивать, приходил домой только под утро. И постоянно фантазировал: «Когда у меня будут деньги, куплю тебе золотой браслет, машину, твоим друзьям подарю квартиры и дачи». Да куда там! Он же не работал, только числился. Много было плохого и привело к разводу.

Зато сколько счастья приносила мне работа! К тому времени я начала сольную карьеру и пела романсы. Позже меня стали в буквальном смысле задаривать. И бриллиантовые кольца дарили, и рояль, и квартиру, и машину. В моей жизни действительно было много подарков, но я всегда стеснялась их принимать. Сейчас, конечно, мне никто ничего подобного не дарит — уже нет того интереса ко мне, да и возраст изменился. Я все понимаю: времена меняются, планета крутится, и наступает новое время».

В свободное время Нани любит общаться с друзьями, принимать гостей и чувствовать себя хозяйкой. Ее дом часто напоминает салон, где собираются очень интересные люди - поэты, писатели, музыканты и художники: «Я и к себе, и к своим родным всегда очень критично относилась. Но должна признать, они у меня молодцы, не обманывают никого, не пьют, много работают. Эка из-за того, что сначала детей рожала, а после вся наша семья повисла на ее шее, многое прозевала. Но она умница, смогла наверстать. Сделала свою программу — цикл очень интересных старинных грузинских романсов. Стала заслуженной артисткой Грузии. Внучка Наталья окончила консерваторию. У нее оперный меццо-сопрано, это очень редкий голос.

А вот внуки далеки от эстрады. Леван выучился на стоматолога, но ему не понравилось работать врачом, сейчас делает какие-то проекты в телевизионной компании. Жалко, что потратил шесть лет в институте, но, с другой стороны, хорошее образование он все равно получил. Младший Георгий — архитектор. Построил в Тбилиси много домов и постоянно что-то оформляет как дизайнер. Его молодую жену Нато я считаю своей дочерью, она очаровательная. У них двое детей - Дмитрий и Сандро.

Вот такая у нас большая семья. Это трудно, но здорово — она моя крепость. Лучше в жизни ничего нет. А еще я благодарна Богу, что люди до сих пор хотят слушать мои песни».

Смешные истории из жизни и свежие анекдоты

Читайте ещё на нашем сайте - Инна Шевченко